– У нас груз.
– Кто?
– Дульбекко. Вон лежит.
– Хороший был парень!
– И раненные.
– Вижу. Крепко вам досталось.
– Стреляй! Справа!
Струя свинца рвет все на своем пути.
– Еще один нам!
– Я тоже в него попал!
– Не жадничай!
Экстерры появлялись все реже, да и выглядели они не так страшно, как те твари, что первыми шли из леса. Эти были помельче, и двигались, вроде бы, медленней. Многие были ранены – минометная батарея все же делала свое дело.
– Почему застряли?! Горностай! Как слышите!? Отвечайте! Почему молчите, Горностай?! – отстреливающийся лейтенант Уотерхилл не сразу понял, что его вызывает командование.
– Слушаю вас!
– Почему не отвечали?
– Ведем бой.
– Вы должны управлять подразделением, лейтенант. Вести бой должны солдаты.
Лейтенант, не выпуская из рук тяжелый пистолет, вытянул из-за спины компьютер, пристроил его на коленях. Только сейчас увидел лицо человека с ним разговаривающего. Лицо и погоны. Сказал сухо:
– Сейчас мы все солдаты здесь, сэр.
– Почему не двигаетесь вперед?
– Ведем бой, – повторил лейтенант.
– Ведите его, продвигаясь. Перед вами поставлена задача – захватить высоту. Вы ее не выполняете. Это что, неподчинение приказу?
– Никак нет, сэр.
– Вперед! Иначе я отдам вас под трибунал! Вам ясно?
– Да, сэр.
Сеанс связи прервался. Но начальство, конечно же, продолжало следить за отрядом. В штабе видели все, что фиксировали камеры на шлемах бойцов, там принимали сигналы коммуникаторов, слышали каждое произнесенное слово. Лейтенант отлично это знал. И все равно выругался, громко и сочно:
– Говнюк! – Выждав ровно минуту, он встал во весь рост и прокричал:
– Приготовиться к движению!
Ругаясь, бойцы стали подниматься.
А экстерры все лезли и лезли.
22.07.2068 (примерно 16.00)
Мы заняли высоту, потеряв двух человек убитыми и шестерых раненными.
Матрица сказала бы, что процент потерь допустим.
Теперь я с ней не согласен.
Дульбекко и Мрожек. Итальянец и поляк. Оба веселые, шумные, жизнерадостные. Одному тридцать пять, другому тридцать три. У одного сын, у другого дочь. У обоих – жены.
Теперь вдовы.
Лейтенант будет писать им письма. Я ему не завидую.
Сколько еще придется ему написать таких писем?..
Мы прошли через лес, наводненный экстеррами. Эти твари лезли отовсюду. Они отлично слышат, так нам говорили на лекциях, и мы своей стрельбой не столько распугивали их, сколько приманивали.
Мы – наживка.
Так и было задумано?..
У нас шестеро раненых. В том числе сержант Хэллер.
Я заметил еще в лесу, что с ним что-то не то. Когда мы, уничтожив большую часть экстерров, двинулись дальше к вершине, сержант еще шел сам и нас подгонял своей руганью. А потом он упал.
Все подумали, что он просто запнулся. А он дергался в траве, пытаясь подняться. И не мог.
Его контузило почти в самом начале боя – одна из мин упала слишком близко. Его ударило взрывной волной и задело осколком. Но он держался, пока мог. Он и сейчас держится: слабым голосом требует, чтобы его развязали, помогли подняться. А мы его не связывали. Незачем. Он сейчас не владеет своим телом. Он беспомощен, как ребенок. Впрочем, лексикон у него совсем не детский.
Всех раненных лейтенант решил оставить здесь – на голой горной макушке, откуда отлично простреливаются окрестности, и где сейчас разворачивает свои орудия минометная батарея.
У них отличные тягачи! Маленькие, проходимые, мощные, они могут преодолевать завалы и могут расчищать дорогу – настоящее чудо техники.
Они вообще вооружены лучше нас. Один из минометчиков показал мне «Форель», самонаводящуюся реактивную мину – я эту штуку видел только на картинках. Длиной в полторы ладони, толщиной в ладонь, она сама срывается с места, заметив цель, и дотла сжигает любого экстерра в считанные доли секунды.
Нам бы пару десятков таких мин, и, кто знает, Дульбекко и Мрожек, возможно, были бы живы.
Но мы обходимся стандартным десантным оружием.
И, слава Богу, теперь у нас есть патроны. Минометчики поделились, лейтенант договорился. У них на тягачах целый арсенал…
Кажется, лейтенант встает.
Что? Пора идти?
Да. Пора.
Все!
Поели. Отдохнули. Сдали раненных.
Сейчас двинемся дальше.
К самому логову.
На всякий случай я решил оставить этот дневник сержанту Хэллеру. Если со мной что-то случится, он знает, куда его отослать.
Туда, где меня ждут.
Тем, кто меня любит.
Дождь перестал.
Мокрые тяжелые ветки дружески хлопали по бронепластику, приветствуя людей и тут же их провожая. Притихшие деревья вздрагивали, кропя чистой водой на шлемы бойцов. Лопались под ногами гнилые валежины, тихо похрустывала прелая листва.
Лес был искорежен и переломан. Истекали смолой поверженные сосны. Завивалась локонами береста опрокинутых берез. Дрожали выкорчеванные осины. Земля была изрыта обугленными оспинами бомбовых воронок.
– Тихо как, – сказал кто-то, вздохнув.
Они двигались единой группой, сосредоточенные, внимательные, настороженные. До точки Сигма было рукой подать. А значит они находились на вражеской территории.
В тылу врага…
– Лейтенант, мы успеем дойти до места затемно? – спросил Цеце.
– Да.
– Надеюсь, мы там не задержимся надолго?
– Не знаю.
– Я бы не хотел провести в этом лесу целую ночь.
– Я тоже…
Они разговаривали на-равных, и некому было одернуть солдата – сержант Хэллер остался с другими раненными.